Чтобы помнили, ... Опции

[Кайсар]

Толеген Тохтаров

В центре.


Родился 19 декабря 1921 года в селе Каракудук (ныне Уланский район, Восточно-Казахстанская область) в крестьянской семье. Казах. Окончил 4 класса. Работал рафинировщиком на Лениногорском свинцовом заводе Лениногорского полиметаллического комбината[2].

В Красной Армии с 1941 года. В действующей армии с декабря 1941 года.

Автоматчик роты автоматчиков старшего лейтенанта Соловьева, 23-го гвардейского стрелкового полка (8-я гвардейская стрелковая дивизия, 3-я ударная армия, Калининский фронт) гвардии красноармеец Тулеген Тохтаров в бою за село Нагаткино Новгородской области 5 февраля 1942 года одним из первых ворвался в село, огнём из автомата уничтожил семерых фашистов и двоих взял в плен.

В дни первых схваток с врагом Тулеген подал заявление в партийную организацию части, в котором писал: «В бой хочу идти коммунистом. Прошу принять меня в партию»[3]. В роте любили Тулегена за общительность, находчивость, отвагу. Действуя смело и решительно, Тулеген не раз увлекал за собой бойцов[3].

7 февраля 1942 года в бою за село Бородино бесстрашный гвардеец ворвался в один из домов и уничтожил пять вражеских солдат.

Тулеген Тохтаров пал смертью храбрых в бою 10 февраля 1942 года. В этот день на окоп гвардии красноармейца Тохтарова шло в атаку около взвода гитлеровцев. Смелый боец в упор расстреливал наседавших со всех сторон врагов, которые, не выдержав губительного огня советского воина, откатились, но вскоре вновь пошли в атаку. В ходе боя гвардии красноармеец Тулеген Тохтаров был тяжело ранен в живот, но не прекращал огня. Кончились патроны. На теряющего силы гвардейца бежал фашистский офицер. Тохтаров, превозмогая боль, поднялся во весь рост и пошёл на врага. Боясь упасть, он напряг последние силы, бросился на гитлеровца и прикладом размозжил ему голову, но был сражён пулей другого фашиста.

Мужественный гвардеец был похоронен в деревне Бракловицы Старорусского района Новгородской области.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 января 1943 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм гвардии красноармейцу Тохтарову Тулегену посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

[Кайсар]

Касым Кайсенов


Родился 23 апреля 1918 года в поселке Асу-Булак Уланского района Восточно-Казахстанской области. По окончании школы в 1934 году поступил в политико-просветительский техникум в городе Усть-Каменогорске. В 1938 году по окончании техникума работал инструктором Павлодарского областного отдела народного образования, откуда был призван в армию, а затем был направлен в школу военной разведки.

По окончании в ноябре 1941 года школы военной разведки был направлен в штаб Северо-Западного фронта, откуда, получив специальное задание, был заброшен в тыл врага для организации на территории оккупированной Украины партизанского движения. На этой земле Касым Кайсенов командовал отрядом под номером три, носившим имя Чапаева. В дальнейшем, до конца 1944 года, участвовал в партизанских движениях на территориях Молдавии, Чехословакии, Румынии. На Украине Кайсенов организовывал партизанские отряды и одновременно занимался диверсионной работой. Партизан обучали минному, взрывному делу, владению различного вида оружием. Касым Кайсенов от природы был смелым человеком, физически сильным. В то время партизанское снаряжение человека, забрасываемого во вражеский тыл, составляло 80 килограммов - автомат, боеприпасы, связки гранат и так далее. Если прыгал радист, то он нёс на себе громоздкую рацию. Партизан сбрасывали в лесах ночью, под утро. Однажды, когда Касым Кайсенов был в очередной раз заброшен, он приземлился на крыше церкви. Это был купол с крестом наверху. Касым зацепился стропами за крест, получилось, что он как бы распят на этом кресте. Поверхность купола совершенно гладкая. И даже если бы он освободился, то сорвался бы и полетел вниз. Деревня была глухой, в ней не стояли немцы. Касым не мог дотянуться до ножа и висел так до утра. Утром появились старики, идущие к церкви. Партизан начал кричать: “Снимите меня, люди!”. А те, увидев “ожившее” распятие, упали на колени и начали молиться. Люди во время войны становятся более верующими. Они подумали, что это знамение, спасение - от неба, от Бога. Касым Кайсенов долго уговаривал их. Наконец, ему помогли спуститься, поняв, что к ним с небес опустился партизан. Еще был случай, когда Касым отправился на оккупированную немцами территорию - в деревню за продуктами для партизан. Люди собрали огромную корзину со снедью, и Касым направился в лес. По пути проголодался, стал доставать сырые яйца и выпивать их одно за другим. Таким образом корзина на два десятка яиц стала легче! Тем временем на деревню нагрянули немцы. Они узнали, что там побывал партизан, и бросились вдогонку. Им легко было следовать за ним, так как Касым оставлял за собой следы в виде цепочки яичной скорлупы. К счастью, Касым услышал рокот мотоцикла и сумел скрыться. На Украине немцы держали около пяти дивизий, которым противостояла огромная партизанская сила, возглавляемая Ковпаком, равная по организации и численности регулярным войскам. Вермахт нёс на территории Украины огромные потери. И в этом партизанском движении имя Касыма Кайсенова - Васи - стало известным. Его горячо любили местные жители. Более того, его имя Вася вселяло в людей уверенность, что мир придет. Он всегда оставался живым в самых опасных операциях.

Будучи командиром отряда, участвовал в более ста военных походах и диверсиях. По окончании войны К. Кайсенов возвратился в Казахстан и работал ответственным работником в Аппарате Президиума Верховного Совета Казахской ССР. В качестве заместителя председателя райисполкома Жуалинского и Свердловского района Жамбылской области активно участвовал в восстановлении послевоенного народного хозяйства. С 1951 по 1954 год учился в отделе переводчиков двухгодичной партийной школы при ЦК Коммунистической партии Казахстана. С 1953 по 1972 год работал заместителем директора издательства «Жазушы», директором бюро пропаганды художественной литературы при Союзе писателей Казахстана, заместителем директора издательства «Кайнар».

Касым Кайсенов — автор многочисленных произведений, в которых правдиво описывал самые трудные периоды Великой Отечественной войны, беззаветный героизм простых солдат. Его первая книга «Молодой партизан» увидела свет в 1954 году. После этого были опубликованы книги «Илько Витряк», «Партизаны Переяславля», «В пасти у смерти», «Мальчик в тылу врага», «На Днепре», «В тылу врага», «Партизанские тропы» и многочисленные рассказы, очерки, сборники повестей. Многие произведения автора были переведены на русский, украинский и другие языки. В последнее время писателем были изданы книги «Я верю в будущее своей страны» и «Воспоминания и записки».

[Кайсар]

Касым Кайсенов
По окончании в ноябре 1941 года школы военной разведки был направлен в штаб Северо-Западного фронта, откуда, получив специальное задание, был заброшен в тыл врага для организации на территории оккупированной Украины партизанского движения. На этой земле Касым Кайсенов командовал отрядом под номером три, носившим имя Чапаева. В дальнейшем, до конца 1944 года, участвовал в партизанских движениях на территориях Молдавии, Чехословакии, Румынии. На Украине Кайсенов организов

....


https://www.youtube.com/watch?v=g6U-8Dcuiec

[Кайсар]

"Меня нашли в воронке. Большой такой воронке – полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил. Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит…А нашли меня осенью. Листва была еще зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного…Нашли меня случайно – молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал. Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили. В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной."Есть!" – воскликнул он, когда металл отвратительным звуком ширкнул мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно – неужели?Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде… Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот, после последней моей атаки, так и заржавел, нечищеный. По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно – подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять. Ну не хотелось…Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70… Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала. Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал. Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало. Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала…Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются. Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать – не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу…Мне б, дураку, "Отче наш" вспомнить… А как его вспомнить, если я его и не знал никогда? Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли. А наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло – почти весь батальон. Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход. Как были – с пробитыми касками, в бинтах, оторванными ногами – они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь. А мы остались. А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку. И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона. Второй только вздохнул: "Эх, блин, еще один неопознанный"Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне. Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь – убьет. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст. Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю. Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться. Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине. Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах – по одному на троих. Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается. Так думаю я и сейчас, уже после того, как мы ушли над лесом на восток. И оглядываясь назад, я прошу – мужики! Найдите тех, кто еще остался!.."

[Кайсар]

БОЙ У ДЕРЕВНИ СТРОКОВО
Утро 18 ноября началось с артиллерийского обстрела деревни; в начале 10-го показалась колонна немцев в составе батальона пехоты и 20 танков. На вооружении саперов был один пулемет ДШК, трехлинейки и бутылки с горючей смесью. Немцам не удалось с ходу смять оборону панфиловцев. Бой продолжался несколько часов. Все саперы

...

https://www.youtube.com/watch?v=StAfJ7qUqu4

[Кайсар]

"Меня нашли в воронке. Большой такой воронке – полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил. Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет.

...

https://www.youtube.com/watch?v=HwslLZXEJeY

[Белорус]

«Перед батькой Минаем встаньте на колени…»
Чтобы спасти отряд, первый партизан Витебщины пожертвовал своими детьми
«Папа, за нас не волнуйся, никого не слушай, к немцам не иди. Если тебя убьют, то мы бессильны и за тебя не отомстим. А если нас убьют, папа, то ты за нас отомстишь».
Это короткое письмо написала зимой 1941 года отцу, командиру партизанского отряда, 14-летняя Лиза Шмырёва из застенков гитлеровских карателей. Она находилась в заложниках вместе с младшими братишками и сестренкой – трехлетним Мишенькой, восьмилетней Зиной и Сережкой, которому было 12. Записка, хранящаяся сейчас в мемориальном музее Миная Шмырёва в Витебске, в своё время дошла до адресата. Он потом долгое время носил её возле сердца, берёг, и святее этого листочка для него не было...
Отец внял жестоко-мудрой мольбе старшей дочки своей. Детей расстреляли… Сам боль свою сердечную, муку бескрайнюю и тоску бесконечную по безвинно погибшим кровиночкам своим письменно он не выразил (да и возможно ли?!): в 1961-м вышли его, как тогда водилось, патриотические мемуары в коллективном сборнике, но там об этом не было сказано ни слова...

О Шмырёве в Белоруссии не забывают и поныне: личностью он был во всех отношениях известной и легендарной. В предлагаемом очерке о его великом подвиге и некоторых моментах его биографии, о которых в советское время упоминать было «не принято», повествуют его дочь, Зинаида Минаевна Шмырёва (это уже вторая его Зина, она много слышала от отца в детстве), и Татьяна Моранова, научный сотрудник музея Героя Советского Союза Миная Шмырёва.



Как Николай II и три «Георгия» Миная от расстрела спасли
Татьяна МОРАНОВА: Часто спрашивают: прозвище «батька Минай» – откуда это? Но это разве объяснишь?! Оно будто само появилось. В нем, этом его прозвище, любовь и уважение народные, оно – как бы от самой земли белорусской. Это, наверное, даже выше, чем «батя» в армии. Батька Минай – и этим все сказано... Хотя он и был человек видный, крупный, лицо жесткое, глаза цепкие. А густые черные брови и широкая квадратная щепотка черных усов только подчеркивали эту суровость.

Зинаида ШМЫРЕВА: Да, он здоровяк был, хворей до того, что с ним случилось, не знал… Я, помню, все время удивлялась мамке, которая моложе его была на двадцать один год, и нет-нет да и спрашивала ее: как это ты за такого старого замуж вышла? А она говорит: ой, Господи, разве я могла сравнить своих ровесников с ним?! Это, говорит, мужик был, у него такая рука – моих две было!
Т. М.: Минай Филиппович родился 23 декабря 1891 года на Витебщине. По народному календарю это был день Миная – был такой святой мученик Мина, который пострадал за Христа в начале IV века нашей эры, – поэтому мальчика так и назвали: Мина, Минай. В семье было тринадцать человек, жилось очень трудно. Минай с малых лет работал на панской конюшне. В восемь поступил в церковноприходскую школу. Научился читать и очень полюбил книги, всю жизнь много читал.
В 1913 году его забрали в царскую армию. Началась Первая мировая. Он был очень храбрым и сообразительным артиллеристом и за свои подвиги получил три Георгиевских креста и две медали! Эти три «Георгия» спасли его однажды от военно-полевого суда.
З.Ш.: Я очень хорошо запомнила этот папин рассказ, он вообще был очень хорошим рассказчиком – заслушаешься. Это в Румынии случилось, их батарея там воевала. Однажды офицер-дворянин, будучи не в духе, ни за что ни про что давай на ночном привале у костра лупить всех подряд солдат по лицу. Дошел до отца и только замахнулся, как отец ему – в ухо. А рука-то была – ух! У офицера из ушей и из носа сразу кровь брызнула, все закричали: убил! убил! Его, офицера этого, комиссовали потом. А отца тут же посадили, конечно.
Явный расстрел ему грозил за нападение на офицера. Двадцать три дня отсидел он в смертниках. Поседел за это время. А судить-то, оказалось, его и не могли. Потому что в те времена, чтобы судить, нужно было лишить его всех наград. А у него – Георгиевские кресты. А их снять мог только царь! Вот и тянули: что делать, не знали, боялись императору всероссийскому Николаю II ходатайство подать. И наказали отца только тем, что сняли с него все старшинские нашивки, разжаловали в рядовые. В этом качестве он и дальше воевал.
Т. М.: В годы Гражданской войны Минай Филиппович вернулся на родину, партизанил, воевал против кулацких и эсэровских банд.
З.Ш.: Бандиты убили его отца и младшего брата. С тех пор его в семье и стали называть батькой.
В 1923 году Шмырёва наградили и большевистским орденом – Красного Знамени. Вручали в Витебске, при большом скоплении народа. Прикололи награду, а в подарок подвели красивую лошадь... С того времени Минай Шмырёв – на руководящих постах. В 1940 году его назначили директором картонажной фабрики, что была в деревне Пудать.
З.Ш.: В этом же году у него умерла жена, первая его, Прасковья Ивановна, и забота о четырех детях легла на мужские плечи. Он поднимался рано утром, стряпал что-нибудь к завтраку, отправлял старших в школу, а сам спешил на фабрику. Так и встретил войну. 50 ему было, когда она началась…

Немцы купались и загорали под танго…

Т. М.: Гитлеровские войска шли по Белоруссии быстро. Уже 11 июля захвачен Витебск. Было много беженцев. Минай Филиппович, понимая, что останется в местных лесах партизанить, в первые дни войны попытался переправить детей на Большую землю, с работницами фабрики. Но на пути следования автоколонны высадился вражеский десант. Пришлось вернуться. И батька Минай спрятал детей в глухой лесной деревне Пуничи у своей матери, которой в то время перевалило уже за сто лет (!). А сам, не дожидаясь указаний сверху, создал отряд, первый на витебской земле. К началу августа в нем числилось 50, а к середине сентября – свыше 100 человек.
З.Ш.: Первый бой отряд дал буквально через две недели после того, как был сформирован. Около реки Туровка минаевцы увидели немецкий дивизион на конной тяге. Фашисты купались, загорали, с патефонной пластинки звучало танго… Урон врагу был нанесен значительный: дивизион стоял на месте три месяца, ждал пополнения. А минаевцы вернулись на базу без единого убитого, это их вдохновило, дало веру в свои силы.
Т. М.: В ночь с 9 на 10 сентября отряд осуществил налет на крупный гарнизон врага, расположившийся в райцентре Сураж. Бой длился три часа. Гарнизон был разгромлен, народные мстители вернулись в лес с большими трофеями, на машинах, мотоциклах. В своих донесениях фашисты писали, будто на них напало две или три тысячи партизан. Хотя народных мстителей было только 80 человек. С того времени гитлеровцы заочно приговорили Миная Шмырева к смертной казни. «Ставки» за его голову день ото дня повышались: давали 10, 20, 50 тысяч немецких марок. Но никто Шмырева не выдавал.
Первым расстреляли трёхлетнего Мишеньку…
Т. М.: Однако фашистам удалось дознаться, где находится его семья, поехали они в деревню Пуничи и всех схватили – детей, 100-летнюю мать, сестру, свекровь. Свекровь пошла сама – не могла оставить ребятишек. Буквально за два дня до этого Минай Шмырев направлял в деревню подпольщицу с приказом вывести детей в отряд. Но мама Миная Филипповича и свекровь сказали подпольщице: нет, не отпустим, как же будет младшенький Мишенька без молочка? И ведь уже октябрь, холодно, как же будут дети в лесу? Да и что немцы могут им сделать, ведь детей не расстреляют… А 19 октября их всех арестовали.
Препроводили в Сураж, где держали в комендатуре до февраля 1942 года. Знаете, может быть, это были первые дети-заложники в годы Великой Отечественной войны… Кругом распространили объявления с предложением Шмыреву сдаться немецкому командованию. За это обещали детей отпустить. Но немцев за это время уже изучили, и все понимали, что если батька Минай выйдет из леса, расстреляют и его самого, и семью.
З.Ш.: Папа тоже это понимал. И в этом горе его было: и детям не помочь, и получается, что ты, отец, бездействуешь, не выручаешь их, маленьких чадушек своих… Многие и теперь говорят, как же он так, дети все-таки, надо было снова напасть на Сураж и их освободить. А Суражский большущий уж был гарнизон, партизаны своими силами с ним просто не справились бы...
Это была ой какая беда!.. Я в 1943-м родилась, уже после того, как все случилось… Когда подросла, хоть и маленькая была, а помню, как он страшно это переживал. Страшно!.. Вот почему и прожил не так много – всего-то 73 года. Что это для такого здорового мужчины, каким он был!..
Т. М.: Тяжелее всего приходилось младшенькому, Мишеньке. Как только на лесных дорогах фашисты хватали какого-нибудь подозрительного крестьянина, похожего по описанию на батьку Миная, они его привозили в Сураж. И – Мишеньку к нему. Ждали, что малыш увидит отца и крикнет: «Папа, папочка!», бросится обнимать и этим самым Шмырева выдаст. Мишенька, до тех пор озорник и весельчак, все эти «очные ставки» с неизвестными дядями очень тяжело перенес, стал молчаливым, даже на вопросы взрослых перестал отвечать.
З.Ш.: И не только он, все дети очень изменились, старшие понимали, что их ждет. Один из сторожей, который их охранял, настолько им однажды посочувствовал, что дозволил ночью Лизоньке написать письмо отцу... То самое, которое он потом у сердца носил и которое теперь в его музее...
Т. М.: Партизанского командира немцам пленить не удалось…
Далее про трагедию, что произошла в семье Миная Шмырева, лучше всего рассказать стихами белорусского поэта Аркадия Кулешова, написавшего во время войны «Балладу о четырех заложниках». В советские годы ее знал наизусть каждый белорусский школьник; ее слова были положены на музыку, и песня когда-то входила в репертуар популярной и сегодня вокальной группы «Песняры». Впервые балладу напечатала газета «За свободную Беларусь». Поэт попросил, чтобы хоть один экземпляр доставили на Витебщину, в партизанский отряд Шмырева. И это было сделано – газету привез в лес и зачитал стихи Минаю Филипповичу другой белорусский поэт, Антон Белевич.
В балладе были и такие строки: «Iх вядуць па жытняй сцяжынцы. / Чатырох. / Пад канвоем. / З дому. / Чатырнаццать – старжйшай дзявчынцы, / Тры гады хлапчуку малому… / Iх салдат / Да сцяны прыстаўляе. / Целiць кат у льняныя галовы, / Пачынае з сына Мiная. / Стрэл. Упаў хлапчук трохгадовы... / Кат iзноў пiсталет узнiмае… / На сцяне – заложнiкаў ценi... / Вось i ўсе. / Перад бацькам Мiнаем, / Станьце ўсе бацькi на каленi».
Антон Белевич вспоминал:
«Когда я закончил читать, батька снова задымил своей чёрной, прокуренной трубкой и в который раз припомнил пережитое. Говорит, а глаза полные слёз:
– Что я тогда думал?.. Детки мои дорогие, думал, родные мои. Ну как вам передать, как поведать про боль мою? А что делать, что придумать? В бой рвутся мои хлопцы, готовы головы за вас положить. Но как вести мне их на танки, на дзоты, под немецкие пушки? Перебьют… Не простят мне этого их дети, матери, жены, родная земля не простит… Да, страшные были дни, а того хуже – ночи. Чудилось: встают из могилы, тянут ко мне ручонки… Какой уж тут сон. Задремлю на минутку и все их голоса слышу: «Отомсти, батька, фашистам за наши муки, за смерть нашу». И я мстил! Я шел в самое пекло, под пули, но меня уже и пули вражьи не брали…»
***

После войны, здоровяк, он много болел…



Т. М.: В сентябре 1942 года Шмырёва вместе с другими известными партизанами и подпольщиками вызывают в Москву, он встречается со Сталиным, беседует с ним о стратегии и тактике партизанской войны в тылу врага.
З.Ш.: Папа много раз рассказывал об этой встрече, которая длилась часов восемь… В то время была такая картинка, она даже дома у нас висела – «Партизаны на приеме у Сталина». Сейчас её и в музее отцовском нет, хотя мы её туда отдавали.
Т. М.: В апреле 1942 года была образована 1-я белорусская партизанская бригада, командиром которой был назначен Минай Шмырёв. Однако вскоре было принято решение отозвать его в Москву, чтобы оттуда он участвовал в координации партизанского движения в Белоруссии. А 15 августа 1944 года ему присвоили звание Героя Советского Союза.
После Великой Отечественной войны Минай Филиппович работал в витебском облисполкоме, был депутатом Верховного Совета БССР, выбирался делегатом съездов. Он стал самым первым почетным гражданином города Витебска. В эти годы он болел, перенес операцию на горле, едва слышно разговаривал… К тому времени у него уже давно была вторая семья, жена, Ирина Матвеевна, бывшая партизанка, и две дочери. Клара Минаевна, которая сейчас живет в Санкт-Петербурге, и Зинаида Минаевна, витебчанка. Дождался Минай Филиппович и внука.
З.Ш.: Папы не стало 3 сентября 1964 года. В последний путь его провожал весь город. Он был похоронен в Витебске на Аллее героев, что на Успянской горке. Через пять лет был создан его музей. Сюда привезли деревья с мест бывших партизанских стоянок, оружие, которым пользовались партизаны, землю из Суража.
Т. М.: Но прошло ещё более четверти века с момента смерти Миная Филипповича, прежде чем накануне 40-летия Победы, в 1985 году, в Сураже во дворе средней школы был открыт скромный памятник его детям Мише, Зине, Серёже и Лизе…

скрытый текст

Іх вядуць па жытняй сцяжынцы.
Чатырох.
Пад канвоем.
З дому.
Чатырнаццаць - старэйшай дзяўчынцы,
Тры гады хлапчуку малому.
Разам з імі ў падвал халодны
Гоняць цётку - сястру Міная,
А Мінай - гэта бацька іх родны,
Бацька родны,
Мсціўца народны.
Піша вораг аб ім у газетах,
Аб чырвонай
Брыгадзе ягонай,
Па усіх
Былых сельсаветах
Клеюць новы
Загад суровы.
Са слупоў, са сцен, аканіцаў
Пагражаюць Мінаю загадам:
Ён павінен скарыцца,
З'явіцца,
Здацца ў рукі фашысцкім уладам.
І вісіць той загад друкаваны
На Мінаевай хаце і клеці;
А не з'явіцца - расстраляны
Будуць заўтра заложнікі -
Дзеці...
У чаканні смяротнага часу
У падвале дзеці Міная.
З імі цётка іх родная разам,
Ёй таксама расстрэл пагражае.
- А чаму нас вартуюць салдаты? -
Знаць маленькаму хлопчыку трэба. -
А чаму не пускаюць з-за кратаў,
За якімі і сонца, і неба?
А ці скора нас вызваліць татка?
- Скора, - цётка гаворыць малому, -
Татка прыйдзе і ўсім нам, дзіцятка,
Волю дасць, і мы пойдзем дадому...
- А чаму не прыходзіць ён?
Сыну
Цяжка ўсё растлумачыць адразу.
- Спі, засні, - суцяшае жанчына
У чаканні смяротнага часу.
Цётка дзецям, уклаўшы малога,
Кажа праўду пра лёс іх суровы.
Не павінен ведаць нічога
Толькі меншы - сын трохгадовы.
- Вы нічога яму не кажыце, -
Навучае
Дзяцей Міная.
Сын у сне гаворыць аб жыце,
Па якому
Пойдзе дадому.
У астрожнай
Трывожнай
Цішы
Сняцца краты меншаму сыну:
- Тут і мокрыя сцены,
І мышы...
Татка, татка... забыў нас... пакінуў.
- Спі, засні, - суцяшае кабета, -
Спі, сынок, не твая гэта справа.
Спі, наш татка не прыйдзе,
На гэта
Ён не мае бацькоўскага права.
Ноч праходзіць,
Сонца ўзыходзіць,
Заспявалі жаўранкі ў полі.
Іх выводзяць салдаты
За краты.
Хлопчык рад і сонцу, і волі.
Іх салдат
Да сцяны прыстаўляе.
Цэліць кат
У льняныя галовы,
Пачынае
З сына Міная.
Стрэл.
Упаў хлапчук трохгадовы...
Кат ізноў пісталет узнімае...
На сцяне - заложнікаў цені...

Вось і ўсё.
Перад бацькам Мінаем
Станьце, ўсе бацькі, на калені!

Аркадзь Куляшоў
Чэрвень 1942 г.

[Кайсар]

Сергей Луганский

https://www.youtube.com/watch?v=qWy0NASC-B0

[Кайсар]

«Перед батькой Минаем встаньте на колени…»

https://www.youtube.com/watch?v=qWy0NASC-B0

[Кайсар]

Вот они. Вот эти вот пацаны сломили хребет зверью. Они стояли против немецких танков. Они обеспечивали огневые валы. Они ложили немецкую пехоту из минометов. Они сходились в рукопашных вдалбливая лопатки в головы нацистов. Этим пацанам обязаны жизнью мы.
Курсант артиллерийского училища, 1941 год

[Кайсар]

Низкий тебе поклон. Спасибо, братишка...

https://www.youtube.com/watch?v=S-FO2u056js

[Кайсар]

... третий стоя.

[Кайсар]

Толеген Тохтаров

В центре.

Тулеген Тохтаров был тяжело ранен в живот, но не прекращал огня. Кончились патроны. На теряющего силы гвардейца бежал фашистский офицер. Тохтаров, превозмогая боль, поднялся во весь рост и пошёл на врага. Боясь упасть, он напряг последние силы, бросился на гитлеровца и прикладом размозжил ему голову, но был сражён пулей другого фашиста.

Спи с миром...
https://www.youtube.com/watch?v=_SPn6dndDh4

[Белорус]

Расстрелянная скрипка


Я не знаю, успел ли в своей жизни простой еврейский мальчик из Бессарабии услышать своё полное имя – Абрам Владимирович. Вместо этого большого и солидного имени звали его просто Мусей. Муся Пинкензон, мальчишка из семьи потомственных врачей, уже к 5 годам освоил типичное для еврейского ребенка занятие: игру на скрипке. Причем освоил настолько хорошо, что местная газета писала о мальчике как о вундеркинде.
Кто его знает, какая стезя ждала Мусю – может, стал бы он врачом, как отец, или прославился, как скрипач. Однако война решила иначе.
С началом войны отец Муси, сугубо мирный врач Владимир Пинкензон, получил направление в военный госпиталь, находившийся глубоко в тылу. Вряд ли Пинкензонам хотелось покидать родные места, но иллюзий питать не приходилось – наступающие гитлеровцы не имели привычки щадить евреев, пусть даже сугубо мирной профессий.
Так 11-летний Муся оказался на Кубани, в станице Усть-Лабинской, где его отец лечил раненых советских солдат, а сам скрипач играл для выздоравливающих бойцов.
Осень 1942 года была для советской армии тяжёлым временем. Немцы стремительно развивали наступление, и госпиталь, где трудился военврач Пинкензон, готовили к эвакуации.
Однако прорыв немцев был столь стремителен, что вывезти всех раненых не успели. Владимир Пинкензон оставался со своими пациентами.
Немцы арестовали врача и предложили ему лечить немецких солдат. Отец Муси наотрез отказался.
К тому времени оккупанты даже не пытались играть в «освободителей», оттого и ставили не на завоевание доверия, а на устрашение населения. Поэтому фашисты решили устроить публичную казнь всех, кого они считали враждебным элементом.
Среди приговорённых оказался военврач Пинкензон и его семья.
На берег Кубани согнали всех жителей станицы. Приговорённых к смерти выстроили перед рвом.
Владимир Пинкензон попытался попросить немецкого офицера пощадить сына, но был застрелен. Феня Моисеевна, мать Муси, бросилась к мужу, но её сразила автоматная очередь.
И вот он остался один, маленький еврейский мальчик Муся, прижимающий к груди последнюю свою ценность – скрипку.
Каково ему было в тот момент, когда на его глазах убили родителей? Что он чувствовал на краю смерти, стоя перед солдатами «высшей расы», считавшими его недочеловеком, грязью?
А вокруг стояли согнанные на это страшное зрелище жители, бессильные чем-либо ему помочь…
У Муси Пинкензона не было ничего, чтобы дать бой своим убийцам. Ничего, кроме скрипки.
И тогда Муся обратился к немецкому офицеру с просьбой:
— Господин офицер, разрешите мне сыграть перед смертью мою любимую песню!
Офицер засмеялся – наверное, этот маленький еврей сошел с ума от страха. Ну что же, пусть потешит публику.
Когда зазвучали первые звуки музыки, стоявшие в оцепенении станичники не сразу поняли, что играет Муся. Не поняли этого в первый момент и немцы.
И только спустя несколько секунд, все осознали, что маленький скрипач играл «Интернационал».

В то время это был не только партийный гимн, но и гимн Советского Союза.
В толпе началось движение. Кто-то подхватил песню, и разъярённый офицер начал орать:
— Свинья, щенок! Прекрати!
Но Муся продолжал играть, пока не прогремели выстрелы. Первые пули ранили мальчика, но он пытался играть дальше, до тех пор, пока новые выстрелы не сразили его наповал.
Немцы в бешенстве принялись разгонять местных жителей, ставших свидетелями их поражения. 12-летний мальчишка со скрипкой оказался сильнее доблестных истинных арийцев, взращённых на мифе о непобедимости немецкого духа.
Они смогли его убить, но сломить не смогли.

Пройдёт совсем немного времени, и советская армия изгонит оккупантов с Кубани. Тогда-то и узнает мир о подвиге скрипача Муси – Абрама Владимировича Пинкензона.

[Кайсар]

Расстрелянная скрипка

«Скрипка пионера» (Союзмультфильм, 1971 г)
https://www.youtube.com/watch?v=Edc6i697_oo