Флуд Опции

[Красный Пищевик]

похавать занятно и вкусно в ивлевские кабаки посоветовал бы сходить, есть подороже - классический wicked на садовой-черногрязской 8, и есть поскромнее - концептуальный monster hills на ходынском бульваре 4...

[волк36]

ну вот еще варик

Пришел Человек к свой холостяцкий дом, где всё соответствует Его представлению о комфорте. Не спеша переоделся, умылся. Наскоряк накрошил себе салат, пожарил себе мяса, всё по вкусу приправил. Сервировал в комнате перед телевизором, дополнил коньяком и сигарой на десерт и сел в кресло смотреть футбол.
Это одиночество или счастье?

[EGO]

К блядям я и в Тюмни могу съездить
Макс, за наводки спасибо!
Правда 8 я уже улетаю, насчет 7 рассмотрю варианты.
Во вторник вроде еще шайба спартаковская, тоже можно сгонять для полноты картины

[Красный Пищевик]

носи на здоровье)))

седьмого я бы мазая послушал и на ходынку пожрать бы сгонял на твоем месте... хотя мазай недешев - балкон от трешки, партер от девяти, арена - от 18... а на пожрать рубль-два тебе там от пуза нажраться хватит...

[Красный Пищевик]

сыну подарок на нг купил, бате и жене - тоже, осталось матушке придумать чего нить... а потом - все себе любимому!!!

[Микс]

ну вот еще варик

Пришел Человек к свой холостяцкий дом, где всё соответствует Его представлению о комфорте. Не спеша переоделся, умылся. Наскоряк накрошил себе салат, пожарил себе мяса, всё по вкусу приправил. Сервировал в комнате перед телевизором, дополнил коньяком и сигарой на десерт и сел в кресло смотреть футбол.
Это одиночество или счастье?

Прям задумался)

[ConQveroR]

с коньяком и телеком точно не одиночество!)))

[EGO]

ну вот еще варик

Пришел Человек к свой холостяцкий дом, где всё соответствует Его представлению о комфорте. Не спеша переоделся, умылся. Наскоряк накрошил себе салат, пожарил себе мяса, всё по вкусу приправил. Сервировал в комнате перед телевизором, дополнил коньяком и сигарой на десерт и сел в кресло смотреть футбол.
Это одиночество или счастье?

В первую пору - счастье.

[Azazello]

а мне в среду ехать в Ярославль... Так что надо себе подумать чем заняться на пару часов и куда сходить.

[Красный Пищевик]

сын коту усы постриг... совсем не успел - жена эту движуху у них спалила... но обкорнал нормально... а серый лежит такой, тащится, как к цирюльнику пришел...

[BoT]

сын коту усы постриг... совсем не успел - жена эту движуху у них спалила... но обкорнал нормально... а серый лежит такой, тащится, как к цирюльнику пришел...

Так это же херово для них. Нюх теряется!

[142121111]

Пришел Человек к свой холостяцкий дом, где всё соответствует Его представлению о комфорте. Не спеша переоделся, умылся. Наскоряк накрошил себе салат, пожарил себе мяса, всё по вкусу приправил. Сервировал в комнате перед телевизором, дополнил коньяком и сигарой на десерт и сел в кресло смотреть футбол.
Это одиночество или счастье?

только для постэкзистенциалистов:

скрытый текст

Жил да был молодой человек по имени Эдвард, жил сам по себе, и жил
весьма достойно. В нем было столько собственного достоинства, что, когда
вечером в шесть тридцать он готовил свой одинокий ужин. то всегда следил за
тем, чтобы украсить его задорной веточкой петрушки. Такой уж, на его взгляд,
был у петрушки вид: задорный. Задорный и благородный. Он также старался мыть
и тут же вытирать посуду - сразу по окончании своей одинокой вечерней
трапезы. Своими обедами-ужинами и вымытой посудой не гордятся только
одинокие люди, так что Эдвард считал, что вправе гордиться своим обычаем -
пусть ему и не нужен никто, но одиноким он быть не собирался. Конечно, в
уединении не очень-то весело - но зато гораздо меньше людей, которые тебя
раздражают!
Однажды Эдвард не стал вытирать посуду, а вместо этого выпил бутылку
пива. просто так - чтобы взбодриться. Чтобы расслабиться. И вскоре петрушка
из меню исчезла, а пиво - появилось. Он нашел для этого оправдание. Не помню
только какое.
Скоро слово ужин стало означать тоскливое бум замороженного
полуфабриката о решетку микроволновой печи, приветствуемое позвякиванием
льда в бокале с виски. Бедному Эдварду осточертело питаться наедине с собой
блюдами собственноручного приготовления, и в скором времени он переключился
на местный магазинчик Микроволновая кухня, где брал, скажем, буррито с мясом
и фасолью, которые запивал польской вишневкой. К этому напитку он
пристрастился одним долгим, сонным летом, которое провел в качестве продавца
за унылым, никому не интересным прилавком коммунистического книжного
магазинчика имени Энвера Ходжи.
Но и это Эдвард вскоре счел слишком обременительным, и в конце концов
его ужны сократились до стакана молока вперемешку с тем, что находилось
уцененного на полках Ликерного погребка. Он начал забывать, что такое
твердый стул (антоним - жидкий), и воображал, что в глазах у него
бриллианты.
Повторим: бедный Эдвард - его жизнь, похоже, постепенно становилась
неуправляемой. К примеру, как-то Эдвард был на вечеринке в Канаде, а на
следующее утро проснулся в Соединенных Штатах, в двух часах езды, и хоть
убей не мог вспомнить ни как добирался домой, ни как пересекал границу.
А вот что Эдвард думал: он думал, что является весьма смышленым парнем
- в некоторых отношениях. Он поучился в школе и знал множество слов. Он мог
сказать, что вероника - это кусочек тончайшей материи, наброшенной на лицо
Иисуса, а каракульча - шкурка недоношенного ягненка. Слова, слова, слова.
Эдвард представлял, что создает с помощью этих слов свой собственный
мир - волшебную и прекрасную комнату, обитателем которой был только он,
комнату, имеющую форму двойного куба (согласно определению английского
архитектора Адама). В комнату можно было проникнуть только через выкрашенную
в темный цвет дверь, обитую кожей и конским волосом, чтобы заглушить стук
каждого, кто попытался бы войти и помешать Эдварду сосредоточиться.
В этой комнате он провел десять бесконечных лет. На стенах висели
дубовые полки, прогибающиеся под тяжестью книг; свободное пространство между
полками, сапфировое, как вода глубочайших бассейнов, занимали карты в рамах.
Пол целиком покрывали великолепные голубые восточные ковры, посеребренные
выпавшей шерстью Людвига - верного спаниеля, следовавшего за Эдвардом
повсюду. Людвиг снисходительно выслушивал остроумные высказывания Эдварда о
жизни, каковые тот, большую часть дня проводя за письменным столом, изрекал
не так уж редко. За этим же столом он писал и курил кальян, глядя сквозь
освинцованные стекла окон на ландшафт: неизменно дождливый осенний
шотландский полдень.
Разумеется, посетители в эту волшебную комнату не допускались, и только
миссис Йорк было позволено приносить ему дневной рацион - эта бабушка в
твиде, с аккуратным пучком на затылке ежедневно доставляла Эдварду его
неизменный шерри-бренди (что же еще) или, по прошествии времени,
сорокаунциевую бутылку виски Джек Дэниэлс и стакан молока.
Да, комната Эдварда была изысканной, иногда - до такой степени, что
могла существовать лишь в черно-белом изображении, как старая салонная
кинокомедия. Элегантно подмечено, верно?
Итак. Что же произошло?
Однажды Эдвард стоял на верхней ступеньке библиотечной лестницы на
колесиках и доставал старинную книгу, которую хотел перечитать, стараясь не
думать о том, что миссис Йорк сегодня что-то запаздывает с бутылкой. Когда
же он спустился с лестницы, то ногой вляпался в оставленную Людвигом кучу.
Эдвард страшно рассердился. Он направился к мягкому, обитому атласом креслу,
за которым посапыва Людвиг. Людвиг, - заорал он, - ах ты негодник, ах ты...
Но закончить Эдвард не успел, поскольку, скакнув на диван, Людвиг самым
волшебным образом и (поверьте мне) неожиданным образом из пылкого,
любвеобильного мочалкообразного щенка с радостно виляющим куцым хвостиком
превратился в разъяренного, иссиня-черного, с черной пастью ротвейлера,
который вцепился Эдварду в горло, чудом не задев яремную вену, - Эдвард в
ужасе отпрянул. Затем новый Людвиг-по-совместительству-Цербер, роняя клочья
пены, с отчаянным, щемящим душу воем дюжины собак, попавших под грузовик на
шоссе, нацелил свои клыки на Эдвардову голень.
Эдвард судорожно взлетел на лестницу и воззвал к миссис Йорк, которую
по воле судьбы только что заметил через окно. В светлом парике и купальном
халате она вскакивала в маленькую красную спортивную машину
профессионального теннисиста, навсегда оставляя Эдварда без присмотра. Надо
сказать, она сногсшибательно выглядела в трагическом сиянии нового сурового
неба, раскаленного, лишенного озона - ни капельки не похожего на небосвод
осенней Шотландии.
Да уж.
Бедный Эдвард.
Комната стала для него капканом. Он мог лишь кататься на лестнице
взад-вперед вдоль полок. Жизнь в его обиталище, когда-то очаровательном,
превратилась в кошмар. До выключателя кондиционера нельзя было дотянуться, и
воздух стал спертым, зловонным, калькуттским. И разумеется, с уходом миссис
Йорк исчезли коктейли, способные сделать ситуацию терпимой.
Между тем, мрачно швыряя в Людвига том за томом в надежде отогнать
чудовище, которое не переставало охотиться за бледными дрожащими пальцами
его ног, Эдвард пробудил многоножек и уховерток, с давних пор дремавших
позади забытых книг на верхней полке. Насекомые ползали по рукам Эдварда.
Книги, брошенные в Людвига, как ни в чем не бывало отскакивали от его спины,
и в результате ковер оказался усыпан серо-бурыми насекомыми; Людвиг же
слизывал их своим длинным розовым языком.
Положение Эдварда было ужасно.
Оставался только один выход - покинуть комнату, и под яростный вой
неугомонного Людвига Эдвард, затаив дыхание, раскрыл тяжелые дубовые двери
(железистый вкус адреналина гальванизировал его язык) и со смешанным
чувством испуга и печали впервые, можно сказать, за вечность покинул свою
волшебную обитель.
Вечность в действительности равнялась десяти годам, и то, что увидел
Эдвард за дверью, его поразило. Все то время, что он провел в прелестном
изгнании за остроумничаньем в своей комнатке, остальное человечество - в
отличие от него - деловито возводило огромный город, возводило не из слов, а
из взаимоотношений. Сверкающий безграничный Нью-Йорк, слепленный из губной
помады, артиллерийских гильз, свадебных тортов и картонных вкладышей для
сорочек; город, построенный из железа, папье-маше и игральных карт;
отвратительный/прекрасный мир, отделанный снаружи угарным газом, сосульками
и лозами бугенвиллей. Его бульвары были бесплановы, суматошны, безумны.
Повсюду мышеловки, триффиды и черные дыры. Но, несмотря на завораживающее
безумие города, Эдвард заметил, что его многочисленные обитатели
передвигаются по нему с беспечным видом, не беспокоясь о том, что за каждым
углом их может ждать брошенный клоуном кремовый торт, направленный в
коленную чашечку выстрел бойца Красных бригад или поцелуй восхитительной
кинозвезды Софи Лорен. И спрашивать дорогу - бесполезно. Когда он спросил
одного местного, где можно купить карту, тот посмотрел на Эдварда, как на
сумасшедшего, и с криком убежал.
Так что Эдварду пришлось признать, что в этом Большом городе он -
деревенщина. Он понял, что в плане обучения приемам и методам ему придется
стартовать с нуля - и после десятилетнего гандикапа. Эта перспектива его
пугала. Но так же как выходец из деревни дает себе клятву покорить новый
город - надеясь на свой свежий взгляд на вещи, - дал подобную клятву и
Эдвард.
И пообещал себе, что как только займет свое место в мире (не
обварившись насмерть в его многочисленных фонтанах с кипящим одеколоном, не
попав под колеса бессчетных фур, набитых злющими мультипликационными
курицами, котрые вечно разъезжают по городским улицам), то построит самую
высокую башню. Эта серебряная башня будет служить маяком для всех путников,
прибывающих в город с опозданием, как и он. А на крыше башни будет бар. В
этом баре, знал Эдвард, он будет делать три вещи: смешивать коктейли с
томатным соком и ломтиками лимона, исполнять джаз на пианино, оклеенном
цинковыми пластинами и фотографиями забытых поп-звезд, а в маленьком розовом
ларьке в глубине, возле туалетов, продавать (среди прочего) географические
карты.

[Великий 4i]

ну вот еще варик

Пришел Человек к свой холостяцкий дом, где всё соответствует Его представлению о комфорте. Не спеша переоделся, умылся. Наскоряк накрошил себе салат, пожарил себе мяса, всё по вкусу приправил. Сервировал в комнате перед телевизором, дополнил коньяком и сигарой на десерт и сел в кресло смотреть футбол.
Это одиночество или счастье?

Конечно одиночество, и вообще полное дерьмо...

[волк36]

Пришел Человек к свой холостяцкий дом, где всё соответствует Его представлению о комфорте. Не спеша переоделся, умылся. Наскоряк накрошил себе салат, пожарил себе мяса, всё по вкусу приправил. Сервировал в комнате перед телевизором, дополнил коньяком и сигарой на десерт и сел в кресло смотреть футбол.
Это одиночество или счастье?

[u]только для постэкзистенциалистов:

скрытый текст

– Представьте, что вы стоите в Очереди в супермаркете, скажем в супермаркете Вонс на углу бульвара Сансет и авеню Такиц (но теоретически это может быть любой супермаркет в любом уголке планеты), и настроение у вас хреновое, потому что по дороге в машине вы поссорились с лучшим другом. Ссора началась с дорожного знака Осторожно, олени – 2 мили, и вы сказали: Чего-о? Они думают, мы поверим, будто здесь хоть один олень остался, отчего у вашего лучшего друга, сидящего рядом с вами и просматривающего ящичек с кассетами, екает сердце. Вы чувствуете, что задели его за живое и что это забавно, а потому продолжаете в том же духе. Если уж на то пошло, – говорите вы, – сейчас и птиц меньше, чем прежде. И знаешь, что я слышал? На Карибах не осталось ракушек – туристы все вымели. И еще, когда ты возвращался самолетом из Европы и находился где-то этак милях в пяти над Гренландией, тебе не стукало в голову, что покупать фотоаппараты, виски и сигареты в безвоздушном пространстве – это. я бы сказал, извращение?

ВЫБИРАЙ

либо БОЛЬ

либо РАБОТА

до седьмого пота

Тогда ваш друг взрывается, называет вас бараном и говорит: Ну почему ты такой брюзга? У тебя что, работа такая – во всем искать поводы для депрессии?

Вы (в ответ): Брюзга? Moi [ 7 ]? По-моему, тут уместнее слово реалист. Хочешь сказать, пока мы ехали сюда из Л. А. и за всю дорогу увидели типа десять тысяч квадратных километров торговых центров, у тебя не возникло ни малейшего подозрения, что где-то какие-то шарики заехали за очень крупные ролики?

Спор, разумеется, ни к чему не приводит. Так всегда бывает с подобными спорами. Самое большее – вас обвинят в старомодном нигилизме. Так что в Вонсе в очереди к кассе номер три вы стоите наедине с собой, пакетом пастилы и брикетами угля для вечернего бар-бекю, живот подводит от дикой обиды, а лучший друг, демонстративно вас игнорируя, сидит в машине и угрюмо слушает трам-там-там какой-то очень средневолновой радиостанции из Кафедрал-Сити, мелодии, под которые только на коньках кататься.

Но одновременно какая-то часть вашего существа восторгается содержимым тележки упитанного-в-любой-системе-отсчета мужика, стоящего перед вами в очереди.

А сам то что думаешь?

[142121111]

скрытый текст

– Представьте, что вы стоите в Очереди в супермаркете, скажем в супермаркете Вонс на углу бульвара Сансет и авеню Такиц (но теоретически это может быть любой супермаркет в любом уголке планеты), и настроение у вас хреновое, потому что по дороге в машине вы поссорились с лучшим другом. Ссора началась с дорожного знака Осторожно, олени – 2 мили, и вы сказали: Чего-о? Они думают, мы поверим, будто здесь хоть один олень остался, отчего у вашего лучшего друга, сидящего рядом с вами и просматривающего ящичек с кассетами, екает сердце. Вы чувствуете, что задели его за живое и что это забавно, а потому продолжаете в том же духе. Если уж на то пошло, – говорите вы, – сейчас и птиц меньше, чем прежде. И знаешь, что я слышал? На Карибах не осталось ракушек – туристы все вымели. И еще, когда ты возвращался самолетом из Европы и находился где-то этак милях в пяти над Гренландией, тебе не стукало в голову, что покупать фотоаппараты, виски и сигареты в безвоздушном пространстве – это. я бы сказал, извращение?

ВЫБИРАЙ

либо БОЛЬ

либо РАБОТА

до седьмого пота

Тогда ваш друг взрывается, называет вас бараном и говорит: Ну почему ты такой брюзга? У тебя что, работа такая – во всем искать поводы для депрессии?

Вы (в ответ): Брюзга? Moi [ 7 ]? По-моему, тут уместнее слово реалист. Хочешь сказать, пока мы ехали сюда из Л. А. и за всю дорогу увидели типа десять тысяч квадратных километров торговых центров, у тебя не возникло ни малейшего подозрения, что где-то какие-то шарики заехали за очень крупные ролики?

Спор, разумеется, ни к чему не приводит. Так всегда бывает с подобными спорами. Самое большее – вас обвинят в старомодном нигилизме. Так что в Вонсе в очереди к кассе номер три вы стоите наедине с собой, пакетом пастилы и брикетами угля для вечернего бар-бекю, живот подводит от дикой обиды, а лучший друг, демонстративно вас игнорируя, сидит в машине и угрюмо слушает трам-там-там какой-то очень средневолновой радиостанции из Кафедрал-Сити, мелодии, под которые только на коньках кататься.

Но одновременно какая-то часть вашего существа восторгается содержимым тележки упитанного-в-любой-системе-отсчета мужика, стоящего перед вами в очереди.

А сам то что думаешь?

да ладно, Серж... да ну... брось.. неужели.. ты тоже Коупленда котируешь? да полноте-с... епта.

я тут агностик. я не имею мнения. и позволяю каждому решать для себя.